Каждый новый день еврейки с именем языческой богини начинался с молитвы. Молитвы богу, чьё имя держится под строжайшим табу. Это был просто Он. Среди современной молодёжи сложно было найти воистину религиозных, если бы кто-то узнал, что на звезде Давида со знаком Хамсы, заключённого в правильный шестиугольник, уже затёрлась краска, Хельгу могли бы обсмеять. Поэтому в школе – христианской, а другого выбора здесь и не было – девушка не афишировала свою религию. Почти не говорила ни с кем, потому что легко могла сорваться на идиш. Это было бы лишь очередным поводом окатить её грязью, а потом получить в щи табуреткой. Это Хель легко могла организовать.
Просыпалась она поздно ввиду своих биологических часов, выстроенных в режим «сова». Помолилась она только в двенадцать, после этого, позавтракав одной лишь чашкой чая, принялась за работу. Платье и вышивка на нём стеклянным бисером. Исходя из имеющихся мерок, записанных на бумажку и пришпиленных булавкой к пробковой доске на стене, Хель принялась вычерчивать на бумаге выкройки. Обычно, это занимает больше всего времени, подбор лекал, подсчёты на калькуляторе со стёршимися цифрами, да даже простая прикидка на глаз, всё это могло вылиться в пару часов непрекращающейся работы. Впрочем, данная модель была вполне себе простой, закончив чертить, девушка стянула с большого стола багровую, как свекольно-томатный сок, ткань и булавками начала крепить к манекену, создавая форму. Достаточно быстро покончив с этим, Хельга отошла подальше от манекена и пригляделась к проделанной работе, чуть склонив голову набок и прищурив здоровый глаз. Оставшись довольной, Хель решила, что пора спуститься и чего-нибудь съесть. Точнее, приготовить что-нибудь. Есть девушке решительно не хотелось, просто появилась острая необходимость что-то быстро приготовить. Кексы, например. Девушка, прихватив длинные, оканчивающимися спиральными завитками ниже поясницы, волосы резинкой, спустилась на кухню. Бубе ушла и возвращаться пока что, вроде бы, не собиралась. Что же, тем лучше, не будет излишних чуть ворчливых назиданий под руку, как нужно готовить правильно. Тесто замесилось быстро, практически на автомате, перед тем, как залить его в формы, уложила в них по несколько вишен в сиропе. Также быстро сунула в духовку и отправилась умываться и вычищать из ран свежий гной, словно куда-то опаздывала. Что-то нависло над головой и без слов шептало в ухо, что необходимо как можно быстрее выйти из дома. Без промедлений.
Когда все необходимые процедуры были уже проделаны, девушка отправилась в комнату, искать подходящую – для чего? – одежду. Неужели она и в правду собиралась выйти на улицу? Днём?
- Глупость… - фыркнула она, упирая руки в бока и сверля взглядом выдвинутую полку с верхней одеждой. А затем, не в силах противиться острой нужде, скажем, прогуляться, Хель натянула чёрную кофту с длинным рукавом и джинсовые шорты. Прихватила удобный портфель, который она таскала с собой практически во все вылазки из дома.
- Разгар рабочего дня, людей на улице нет, кому ты понадобилась, подумать можно, - ворчала Хельга, укладывая готовые, пока ещё горячие кексы с чуть вытекшим вишнёвым сиропом, в контейнер для еды. Взяла коробочку с соком. А затем взгляд упал на кухонный нож с монолитной ручкой из нержавеющей стали. Прежде, чем Хель смогла дать себе внятное объяснение, для чего ей вдруг понадобилось потенциальное холодное оружие в невинную прогулку, рука уже схватила нож со стола и сунула за пояс шорт сбоку, сокрыв ручку сверху немного великоватой кофтой.
Она стояла у облупившейся таблички «Стоун Хиллз». И чего ей здесь надо? Да, народ тут не шастает, это плюс. К слову, тут вообще никого нет. Ни каркающих ворон, привыкших питаться падалью, наживаться на брошенных и потерянных вещах, ни каких бы то ни было ещё животных. Поговаривали, что здесь бродит стая бешеных псин с пеной у рта. Но эта, казалось бы, пугающая мысль не сбила с покалеченного лица девушки маску безразличия. Словно бы она и не шагнула в город-призрак с дурной славой. Словно не шла вперёд, уверенно, сминая подошвой массивных красных ботинок с металлическим носком осколки бутылок, застревающих в перфорации. Шла так, будто бы знала, куда ей нужно идти. И, невзирая на абсурдность ситуации, в груди не вибрировала интуитивная струна тревоги, вовсе нет. Зато укрепилось понимание, что она успела, вовремя подскочила, оказалась тут как тут. Солнечное сплетение сдавливало, словно в него продели крюк с тросом и сейчас волокли Хель в неизвестном направлении. Волокли активно, лишь изредка прерываясь, позволяя девушке передохнуть и оглядеться по сторонам.
Послышался нетипичный грохот совсем неподалёку. Там, рядом с почтовой будкой, успевшей рассохнуться от старости и, возможно, от актов вандализма. Правда, была характерная черта в этом городе – никаких надписей в стиле граффити. Только в самом начале города, но не здесь, не в его сердце. Это настораживало, что всё ликвидировалось само собой. Словно состарилось или… просто заснуло. Впало в кому. Достигнув будки, Хель остановилась, прислушиваясь не столько к окружающим звукам, сколько к самой себе, к тому самому путеводному тросу. Девушка решительно не понимала, что делает, весь свой путь она провела почти как в тумане, единственное, что она чувствовала – это долг. Ещё один дом, кажется, некогда жилой, двухэтажный, похожий на дом Йокасты и Абрахама Лупеску, бабки и деда Хели, лет через сорок. Но внимание привлекал далеко не съеденный временем фасад.
- Эй! – пробный клич, пауза.
- Есть тут кто живой, эй! – добавив голосу, осипшему от долгого молчания, уверенности и даже громогласности, спросила Хельга пустоту. Девушка подошла к дому, взгляд её сверлил выбитую оконную раму. 
- Повторяю в последний раз и ухожу, - предупреждающе сказала она, под сапогом хрустнуло дерево. Хельга опустила взгляд вниз и обнаружила доску с крепкими, пускай и ржавыми, гвоздями.
Нет, нужно уходить. Нечего ей здесь делать, ходить, спрашивать у молекул воздуха с примесью опасности, присутствует ли кто поблизости. Но вот одна нога уже упёрлась в кучу таких же досок, на какую только что имела удовольствие наступить Хельга, а другую девушка перекидывала через оконную раму.
- Что я творю... - не вопрос, а попытка смириться со своей же идиотией. И снова дёрнул её чёрт крикнуть что-то в пустоту.
- Здесь есть кто-то? Я могу помочь!
"Нет, не можешь и не обязана".
И всё равно, она продолжала топать прямо, каждый шаг по рассохшимся доскам - кирпичные дома в Америке не слишком частое явление - поднимал вверх клубы пыли. Дом изнутри был не таким большим и извилистым, но, как ей показалось, она бредёт тут, ведомая невнятным инстинктом, уже целую вечность.